После Шоколадной Войны - Страница 15

- И что с этим можно сделать? - спросил Оби.

- Не знаю.

- Наверное, ты хочешь попробовать заставить Арчи изменить своё мнение.

Глубоко вздохнув, Картер притих, гадая, как далеко можно будет уйти с Оби. И его инстинкты подсказывали ему, что в последние дни Оби уж точно не дружил с Арчи, в отличие от того, как было раньше.

- Я не думаю, что Арчи в состоянии хоть как-то изменить «своё мнение».

- И что же ты думаешь?

- Брат Лайн.

Он слышал в трубке, как Оби резко набирает воздух, и то же время он сам оглядывался вокруг, словно, называя имя Лайна, он мог заставить его появиться. Но в коридоре было пусто.

- Мы пришли к тому, чтобы заставить Лайна отменить визит епископа, - сказал Картер.

На другом конце линии стало ещё тише. Оби, наконец, спросил:

- И как же мы это сделаем, Картер? - в его голосе сквозил сарказм.

- Это как раз то, о чём я хочу с тобой поговорить. Надо полагать, что две головы лучше, чем одна, правильно?

- Иногда.

- Иногда? - переспросил Картер, внезапно заволновавшись. Возможно, он недооценивал Оби, или Оби всё-таки доверял Арчи. - Ты, наверное, меня не расслышал. Разве ты не согласен со мной, что план Арчи на день визита епископа - ошибка?

- Ладно, ладно, - с гневом и нетерпением произнёс Оби. - Смотри, меня тошнит от Арчи Костелло, и я также устал от всех его заданий, но поднимать мятеж, пожалуй, не стоит.

- Я вообще не говорю о мятеже. Я думаю о небольшом плане, о том, чтобы визит епископа не состоялся.

В трубке прозвучал глубокий выдох:

- Я не знаю, Картер. Мне не хочется пересекаться с Лайном. Возможно, стоит поступить иначе…

- Подумай об этом.

- Я подумаю, - пауза. - Смотри, мне пора уходить. Поговорим позже, - и тут же положил трубку, словно только и ждал этого момента.

Повесив трубку на рычаг, Картер нахмурился. Он вслушался в звон монет внутри аппарата. Ему хотелось, чтобы его монета вернулась, но этого не произошло. Он знал, что от Оби он уже не зависит. У Оби были его собственные проблемы: его мозг был занят его Лаурой Гандерсон. Картер понял, что он уже не зависит ни от кого. Только сам от себя.

Выйдя из будки, он осознал весь окружающий его вакуум. Наслаждаясь смыслом одиночества, Картер подошёл к стеклянному шкафчику, уставленному - сверкающими серебром и золотом спортивными призами и статуэтками, говорящими о победах «Тринити» на футбольном поле или на боксёрском ринге.

Его гипнотизировал жар трофеев, которые сияли в ласкающем их коридорном свете. Даже если он никогда не поступит в колледж и не выступит на ещё каком-либо состязании, то они останутся символами его заслуг. Ничто, никто и никогда не сможет их у него отобрать -

Даже сам Арчи Костелло.

---***---

Глаза. Главным образом это были глаза. Они следовали за ним по комнате, словно с изображения на какой-нибудь картине. Джерри напоминал картинный образ: его невыразительное лицо словно было поймано глазом художника и заморожено навсегда. Несколько минут Губер сидел напротив него. В комнате были лишь гробовая тишина и эти ужасные глаза. Он встал и начал блуждать по комнате, заглядывая в окно, садясь на корточки, чтобы завязать шнурки то на одном, то на другом из своих кроссовок, делая хоть что-нибудь, во избежание этого ужасного, пустого взгляда.

Но на самом деле в комнате было не так уж пусто. Это напоминало разницу между незаселённым домом с закрытыми ставнями и заколоченными досками окнами, и другим домом, откуда кто-нибудь мог бы незаметно наблюдать из окна, из-за прозрачного занавеса, скрывающего бесстыжие глаза. «Сумасбродство», - подумал Губер, сидя на корточках и осматривая свои кроссовки. Он приказал себе остыть, успокоиться и начать сначала. Это был его друг Джерри Рено. Они вместе играли футбол, вдвоём бегали по улице после школы, хотя Джерри не испытывал никакого интереса к бегу. Им многое пришлось пережить: шоколад, например, тот проклятый шоколад.

Губер снова решил начать сначала.

- Как, хорошо было в Канаде, Джерри? - вопрос звучал глупо. Джерри был в Канаде, чтобы восстановить здоровье. И хорошо ли ему там было?

- Да, - ответил Джерри. Слово рухнуло между ними тяжелым камнем.

Трудность была в том, что Джерри не говорил и не молчал, а лишь монотонно отвечал на вопросы Губера. Каждый ответ был сжат в одно слово, что ставило между ними незримую непроницаемую стену.

- Ну, как ты, Джерри?

- Прекрасно.

- Ты рад, что вернулся домой?

- Да.

И в ответ не было никаких встречных вопросов. Ему нечего было спросить у Губера. Джерри смотрел на него словно на незнакомца. И в какой-то момент Губу показалось, что тот вдруг оживёт и спросит: «И вообще, какого чёрта тебе здесь нужно?»

Он хотел, чтобы отец Джерри дал ему знать, что ему стоит уйти восвояси. В ответ на немой вопрос Губера: «Что с ним происходит?» мистер Рено просто пожал плечами и сморщился, и это выглядело так, будто кожа на его черепе была туго стянута какими-то невидимыми пальцами. Отец Джерри был мягким, спокойным человеком, и казалось, что он был где-то далеко, даже если тебе приходилось говорить с ним. Печаль наполняла воздух этой квартиры так же, как и взгляд мистера Рено. И это было более чем печаль. Квартира казалась безжизненной и больше напоминала коридоры музея. Губер не сомневался, что стоящие на обеденном столе цветы были искусственными, фальшивыми. Ему казалось, что Джерри и его отец занимали квартиру на тех же правах, что и манекены, расставленные в бутафорских комнатах мебельного магазина.