После Шоколадной Войны - Страница 6

- Видишь, Роланд, время вылечивает всё, - сказал ему отец, качая сумку с обедом, взятую с собой на работу.

Его отец был очень правильным человеком. Он не любил клички и, в отличие от других, никогда не называл сына Губером или Губом. Губер видел, как он бодро выходит на работу с высоко поднятой головой, и скрывал то, что он чувствовал где-то глубоко в себе, что-то исходящее из подсознания - любовь или привязанность? Он не мог точно себе этого объяснить. Может быть то, что должен был чувствовать сын к отцу, когда в трудные минуты тот приходил к нему на помощь. «Время вылечивает всё…»

Губер жил в пяти милях от «Тринити», но совершать пробежки почти до самой школы было не близко, особенно с учебниками в руках и со всем тем, что нужно было брать с собой в школу. Он пробегал часть пути, хотя рядом с его домом была остановка школьного автобуса, и он садился на него уже в центре города у библиотеки. Этот автобус подбирал как учащихся «Тринити», так и других школ, что устраивало Губера. В ближайшую осень он должен был переехать в Верхний Монумент, хотя он предпочёл бы это сделать в июле. Но его отец отказывался переезжать посреди года. Несмотря на то, что со временем он почувствовал себя в «Тринити» намного лучше, Губер не старался оказаться в чьей-либо компании, и ему благополучно удавалось держаться особняком. В «Тринити» учились не только из Монумента, но и из других мест, и всего лишь несколько человек, вместе с ними и Губер, перешли сюда из школы прихода Святого Джуда. Так или иначе, он решил, что он будет хладнокровно играть во все эти игры до июня.

«Сердце четырнадцатилетнего - изумительная вещь», - сказал как-то его отец. - «Оно может быть надорвано, но никак не разбито - неважно, что говорят поэты».

Губер не смог разобраться, где и как его сердце было надорвано или разбито целиком и полностью в те шоколадные дни прошлой осени. Он знал лишь то, что равнодушие, наконец, овладевшее им, явилось для него новокаином духа. А время и бег также помогли ему забыть те ужасные дни. Но он продолжал чувствовать себя предателем, и, где было возможно, он обходил Арчи Костелло, Оби и других членов «Виджилса». Он также как можно дальше держался от комнаты №19, даже если окольная дорога иногда вела через лестницы и коридоры других этажей. Комната №19 и Брат Юджин, те шоколадные дни и Джерри Рено - теперь всё это было под контролем, он проводил свои часы в школе без излишней паники и депрессии. Он мог сохранять спокойствие, находясь около Брата Лайна, и, конечно же, научиться жить в его присутствии. Лайн всякий раз рыскал по классу и объявлялся именно там, где его меньше всего ждали. Он провоцировал других учителей наблюдать за классом и учителями сидя на последнем ряду помещения класса. Губеру показалось, что недавно он одержал личную победу: встретившись с Лайном в коридоре, он смог увидеть его молочно-влажные глаза без ощущения тошноты, собирающейся у него в желудке.

И теперь этот звонок.

Он был один в комнате, когда зазвонил телефон. Отец был на работе, мать ушла за покупками. Он поднял трубку:

- Роланд?

Сначала он подумал, что звонит отец, и внезапно испугался. Его отец никогда не звонил с работы домой. Авария? Никто, кроме отца никогда не называл его Роландом.

- Да, - ответил он с осторожностью и напряжением.

- Это отец Джерри Рено.

Эти слова эхом отдались в ушах у Губера, словно они были заложены, или его оглушило.

- О, да… - вслушиваясь ответил Губер. Он видел его только раз, в ту ночь, когда Джерри привезли в больницу Монумента. В его памяти этот человек был стёрт событиями, произошедшими в ту ночь, вдобавок слёзы заливали его глаза, и образы казались расплывчатыми. - Как Джерри? - спросил, наконец, Губер, заставив себя говорить. И он боялся ответа. «Может, я снова стану предателем?» - подумал он.

- Хорошо. Он дома, - голос мистера Рено был спокоен и тих, словно он говорил в больничной палате так, чтобы его не услышал обречённый пациент.

- О... - воскликнул Губер. Выглядело нелепо, он был неспособен произнести что-либо ещё. Он снова ощутил ту ноябрьскую панику. Новокаин перестал действовать, и боль вернулась.

Джерри Рено провёл несколько недель в больнице Монумента, после чего был переправлен в Бостон. Затем через несколько недель мистер Рено доложил по телефону, что его сын уехал в Канаду для восстановления здоровья: «Я считаю, что смена обстановки ему поможет», - и затем он добавил: «Я надеюсь». Его голос звучал трагично, словно он был полон предчувствия надвигающейся смерти. С тех пор Губер больше не видел Джерри.

- Я думаю, ему неплохо бы повидать друзей, - продолжил мистер Рено. - Он всегда тепло отзывался о тебе, Роланд, - пауза, и: - Губер, не так ли? - и тогда он заговорил быстрее: - Если иначе, то я надеюсь, что встреча с кем-либо из друзей, с людьми, такими как ты, поможет ему.

- Вы думаете, что с ним что-то не в порядке? - спросил Губер. И подумал: «Не отвечай…» Он не хотел слышать ответ.

- Я думаю, что ему нужно придти в себя после долгого отсутствия. Он собирает всю свою жизнь по кусочкам, - подбирал ли он с осторожностью слова? - Потому что, я думаю, что друзья, такие как ты, могут ему помочь.

«Ну и какой же я друг?»

- Когда мне лучше придти? - спросил Губер, ненавидя в себе то, на что так надеялся мистер Рено. «Забудь. Джерри не дома, он остался в Канаде и останется там навсегда».

- Как-нибудь. Мы только договариваемся. А что, если завтра днём? После школы?

- Хорошо, - ответил Губер. Но это выглядело так, словно кто-то воспользовался его голосом.